Просто маленькая зарисовочка, вроде как продолжение моего "дневника", созданное по, так сказать, многочисленным просьбам трудящихся, глючнее просто не бывает, но читать ВСЕМ, коментить тоже всем!!!!!! 

Дождь, уже было успокоившийся, словно собравшись с силами, вновь обрушился на город, подобно гигантскому водопаду. Входная дверь, возле которой стояла каталка, открываясь примерно раз в пять-десять секунд, впускала в коридор очередного озорника-ветра, который, перед тем, как умереть в спёртом, пропахшем карболкой, читым бельём, мокрой кожей и бог знает, чем ещё воздухе, неизменно считал своим долгом забраться под простынку и хоть немного сдвинуть её,  дабы облегчить труд своим товарищам, в конце концов одному из них удалось довести эту грубую шалость до логического конца, и лежащая на каталке беспомощная девочка осталась нагой. Но проходящим мимо неё людям (из которых, что странно, лишь каждый пятый, если не меньше, был в белом халате), по видимому, было абсолютно всё равно не только, одета последняя или нет, но и существует ли она вообще. Несколько раз девочка собиралась попросить тех, кто казался ей наиболее приятным, укрыть её, но словно какая-то неведомая сила сжимала челюсти и мешала говорить, быть может, из-за подсознательного понимания того, что её тоненький голосок звучал бы здесь так же нелепо и был бы так же бесполезен, как попытки уже умирающей гусеницы сбросить с себя муравьёв, затаскивающих её в своё жилище.
- Эй, новенькая! - Прозвучало прямо над ухом.
Превозмоагя себя, через жуткую боль та, к кому обращались, очень медленно повернула голову на бок и увидела довольно высокую девочку в чёрном плаще, кожа её была смуглой, но глаза голубыми, а волосы цвета золота и собраны в два хвостика, почти как у героини тех мультиков, что одно время шли по телевизору, пока врач не запретил его смотреть.
- Хм… не очень то вежливо, - со скептическим выражением продолжала говорившая, нервно убрав со лба, очевидно, уже не в первый раз ложившуюся не так, как ей хотелось, мокрую прядь, - хотя… чего, собственно, можно ещё ожидать от той, которая даже собственную простыню поднять не удосуживается, неужели ты думаешь…
- Я просто не могу.
- Что?
- Я парализована и не могу её поднять, мне даже головой крутить трудно.
Не сказав ни слова, хорошенькая собеседница подняла простынку и укрыла ей свою новую знакомую, при этом даже подоткнув.
- Спасибо.
- Не за что, ты ведь болеешь всё-таки.
- Я не болею… я всегда была такой, а в той больнице, где я была арньше, врач сказал, что другой я никогда и не стану. - Сказано это было абсолютно спокойным тоном, будто речь шла о чём-то своершенно обычном, так, что даже у той, кто не боится ни ножа, ни пули, ни осколка, очердная фраза замерла на губах, после чего обе девочки секунд десять находились в полном молчании.
- Да… значит, из тебя хорошая получится…
- Хорошая кто? И вообще, что здесь делают?
- А ты не знаешь?
- Нет.
- Таких как я из таких, как ты.
- В смысле?
- Ну, если…
- Отойди.
- А?
Не дождавшись, пока Триелла освободит ему путь, санитар грубовато отстранил её и повёз новенькую к полуоткрытой двери, откуда был виден тлолько синий свет да слышен шум, похожий на гудение трансформатора…
- Прощай, новенькая, - едва слышно произнесла девочка, - когда мы увидимся в следующий раз, ты меня, скорее всего, не узнаешь, но мы обязательно подружимся!..